Главная » Статьи » Женские статьи » Жизнь
Женский рассказ: Что такое измена
Начало этой исто­рии похоже на советский фильм 30-40-х годов. Жила-была весе­лая и красивая девушка Люся. И был у нее жених по имени Алексей – умный, доб­рый и тоже очень красивый. Люсе было семнадцать лет, и она учи­лась в десятом классе. А Алексей был исследователь-полярник. Они очень любили друг друга и хотели как можно скорее поже­ниться. Но Алексей уезжал на полгода в экспедицию, а Люсе нужно было окончить школу. Они подумали и решили отло­жить свадьбу до Алексеева возвра­щения, то есть до сентября. Было это давным-давно, в 1941 году…

Тут сказка кончается. 20 июня Люся танцевала на выпускном ба­лу, потом гуляла с одноклассника­ми по Москве, встречала на Крас­ной площади рассвет. А 22-го на­чалась война… Ничего не сбы­лось. Алексей не приехал в Моск­ву в сентябре. Он попал на дале­кий северный остров, на поляр­ную станцию, и пробыл там не полгода, а три с половиной. На Большой земле шла война, по­лярники оказались отрезаны от внешнего мира, ни души кругом – и конца всему этому не видно. Связь с Большой землей то и дело пропадала. Радистка Нина целыми днями не снимала наушников, пытаясь поймать хоть какой-нибудь сигнал. Ей, ра­дистке, было за тридцать, у нее было двое детей. Она сходила с ума от невозможности узнать, где они и что с ними. Алексей тоже тосковал и мучился неизвес­тностью. Кто из них кого пожа­лел, остается тайной, да это и не­важно. Не любовь подтолкнула их друг к другу, а тоска и потреб­ность в тепле.

Когда спустя три года заточе­ние кончилось, Алексей и Нина решили забыть все, что было, и никогда больше не видеться. Как и почему вся эта история стала известна Люсе – отдельный и ма­лоинтересный сюжет. Для нее это был страшный удар. Алексей ничего не отрицал, только просил понять и простить. Но Люся не простила. Не смогла. Тут по зако­нам старого советского кино на Люсином горизонте должен был появиться другой – надежный и твердый, как скала, образец на­стоящей верности. И другой дей­ствительно появился. Только был он совсем не такой, как в кино, а самый обыкновенный – не очень умный, не очень добрый… Люся вышла за него замуж. Время было военное, женихов не хватало, а ей очень хотелось иметь детей. Ни­чего сказочного в ее жизни боль­ше не было.
Вот такая невеселая история. Все в этой истории – чистая правда. А Люся – это моя тетя, стар­шая сестра моей мамы. В детстве мне не приходило в голову задуматься о том, почему моя ужасно симпатич­ная тетя вышла замуж за унылого и, в общем, довольно противного дядю Юру – как всякий ребенок, я воспри­нимала мир как данность. Этот воп­рос заинтересовал меня гораздо поз­же, когда я наткнулась на тетины сва­дебные фотографии и разительное несоответствие вдруг бросилось мне в глаза.

«Почему она, собственно, за него вышла?» – спросила я у мамы и услышала в ответ изложенную выше историю. Моей первой реакцией бы­ла жалость, смешанная с чувством превосходства. Я от всей души жале­ла свою тетю, а заодно и всех женщин ее поколения, замороченных адской смесью остатков морали XIX века и морального кодекса строителя ком­мунизма. В этом сочувствии была из­рядная доля самодовольства. «Ис­портить себе жизнь из-за такой ерун­ды! – возмущалась я. – Ведь это была чисто физическая неверность, то есть вообще не измена в полном смысле слова! Ни одна моя знакомая, да что там знакомая! — ни одна норма иная современная женщина так бы не поступила! Тоже мне проблема! Нет, что ни говори, а прогресс налицо». Как выяснилось впоследствии, я поторопилась…

Утром мне позвонила моя школьная подруга Галка и вместо обычного «надо бы повидаться» вдруг решительно сказала, что вече­ром заедет – нужно поговорить. Я привыкла считать свою подругу чело­веком уравновешенным и оптимис­тичным, поэтому странная, нервная нотка в ее голосе меня сразу насторо­жила. Я решила не задавать никаких вопросов, а дождаться вечера. Часа через два снова раздался звонок. На этот раз звонил Костя – Галкин муж. Разговор у нас вышел крайне невра­зумительный. «Галя собиралась к те­бе заехать, – сказал он. – Если смо­жешь, успокой ее как-нибудь и при­веди в чувство. А то она совсем с ума сошла. Втолкуй ей, дуре, что я ее люблю, что мне, кроме нее, вообще-то, никто не нужен». «Что значит «во­обще-то»? – изумилась я. – И что все-таки случилось?!» «Да то-то и оно, что ничего не случилось! – с досадой воскликнул Костя. – Пусть она сама тебе расскажет».

Вечером пришла Галка и, нервно прикуривая одну сигарету от другой (чего, кстати, раньше за ней никогда не водилось), сообщила, что Костя ей изменил и она всерьез подумывает о разводе. История оказалась предель­но банальной – случайный эпизод в командировке, тут же выброшенный Костей из головы. Галка никогда бы об этом не узнала, если бы не какой-то «доброжелатель» из Костиных коллег. Оказавшись благодаря нему в курсе событий, она решила, что им с Костей лучше расстаться.

Во всем этом была какая-то неяс­ность. Галка, как я уже говорила, ни­когда не отличалась повышенной импульсивностью и умела смотреть на вещи спокойно и здраво. Теперь же она была просто сама не своя. Нет, я отнюдь не считала случившееся поводом для веселья. Я поняла бы при­менение любых воспитательных мер, как-то: перестать разговаривать, пе­рестать кормить, переехать на время к маме, отплатить той же монетой и т.п. Но развод! И это на фоне вполне безоблачных отношений! Ломать се­бе жизнь из-за ерунды? Нет, это было решительно не похоже на мою разум­ную подругу. Примерно в таком духе я и высказалась. Галка задумчиво по­качала головой и сказала: «Нет, ты все-таки не поняла. Дело не в самом факте, а в его к этому отношении. Он ведь совсем не хотел меня обижать. Беда в том, что он искренне – пони­маешь, искренне! – не понимает, что тут обидного. Он все твердит, что физическая неверность – не измена, что обращать на это внимание про­сто глупо, что к нашей жизни это не имеет никакого отношения. А я ни­как, ну вот просто никак, не могу с этим смириться. Все становится как-то бессмысленно. И потом, раз он так рассуждает, значит, это будет повто­ряться, сколько бы он ни твердил, что любит только меня, что, кроме меня, ему никто не нужен…» «Вооб­ще-то», – мысленно дополнила я, но вслух этого не сказала.
Моя непосредственная задача состояла в том, чтобы успокоить Галку, заставить посмотреть на вещи под другим, менее трагическим углом зрения и главное – убедить ограничиться менее ради­кальными воспитательными мера­ми, чем развод. Эту задачу я выпол­нила с честью. Уже на лестничной клетке, перед лифтом, мы пришли к выводу, что жизнь продолжается и все более или менее в порядке. Увы! Проводив Галку, я поняла, что все да­леко не в порядке. Главный беспоря­док был у меня в голове. Если честно, там была полная каша. Со мной приключилось что-то вроде раздво­ения личности. «В чем дело, дорогая? – ехидничала я. – Ты, никак, стано­вишься моралисткой и полагаешь, что измену нельзя простить ни при каких обстоятельствах?» «Ничего по­добного! – возмущалась я же. – Вся­кое бывает – кто же спорит! Все мы не без греха. Но ведь тут целая теория, жизненный принцип – вот что плохо! «Физическая неверность – не измена». Ладно, допустим. А что, собственно говоря, понимается под словами «чисто физическая невер­ность»? Что партнеры не разговари­вали, а только занимались любовью? А если вдруг возьмут и поговорят по душам? Тогда как? И можно ли четко сказать, чем такие отношения отли­чаются от наших с ним отношений? (Разумеется, я сразу же применила ситуацию к себе.) Количеством об­щения, что ли? Тем, что я готовлю ему обед, а она – нет? А если она вдруг возьмет и приготовит? И что тогда вообще такое брак? Совместное ведение хозяйства?» Тут я встала, как сомнамбула, подошла к книжным полкам и достала оттуда первый том «Анны Карениной». «Все смешалось в доме Облонских» – совсем как в мо­ей бедной голове! Стива Облонский изменил Долли с горничной. Она рыдает, хочет уехать из дому. Приез­жает Анна и успокаивает ее. А чем, собственно, она ее успокаивает? Где же это место? Ага, вот оно: «Ты гово­ришь, что он с ней говорил о тебе. Этого не было. Эти люди делают не­верности, но свой домашний очаг и жена – это для них святыня. Как-то у них эти женщины остаются в презре­нии и не мешают семье.

Они какую-то черту проводят непроходимую между семьей и этим. Я этого не по­нимаю, но это так». Вот этот аргу­мент и подействовал на Долли. Увы, теперь он никуда не годится. Арис­тократка-жена и любовница-горнич­ная были в совершенно разных весо­вых категориях. А попробуй провес­ти «непроходимую черту» в наше время, когда перемешались все гор­ничные и аристократы! И для «пре­зрения» вроде особых причин нет: за что ему, собственно, презирать свою партнершу? (Кстати, Долли все эти «непроходимые черты» тоже мало помогли – ничего особенно хороше­го в ее жизни со Стивой не было.) Можно, конечно, считать, что все это – верность, измена и т.п. – чистые ус­ловности. Человечество за сколько-то там веков своего существования вообще напридумывало целую кучу условностей – в том числе и институт брака. Находились, правда, и такие, кто предлагал заменить все эти глу­пости коммуной, но у них ничего не вышло. Что-то в человеческой нату­ре упорно этому противится. Может, условности – не такая уж плохая штука?
Нет, конечно, сексуальная рево­люция – великая вещь. Страшно представить себе, что было бы, если бы все девушки, потерявшие невин­ность до брака, вдруг стали бы устра­ивать такой же цирк, как, скажем, Настасья Филипповна Барашкова из романа Достоевского «Идиот». И все-таки, если уж играть в игру под на­званием «брак», не лучше ли делать это по правилам, чем превращать ее в полный абсурд? Нет никакой «чис­то физической неверности», а есть просто неверность. «И нечего гово­рить, что я – моралистка, – мысленно обратилась я к своей воображаемой оппонентке. – Я ведь никого не агити­рую за полную безгрешность. Это уж у кого как сложится. Просто давайте называть вещи своими именами!» На этом патетическом призыве я почув­ствовала, что «спеклась», и отправи­лась спать.

На следующий день по дороге с работы я заехала к тетке. Мне вдруг ужасно захотелось узнать, что она ду­мает о решении, которое приняла пятьдесят лет назад. Раньше мы ни­когда не говорили на эту тему. Я по­мялась, поколебалась, но все-таки спросила. Она ничуть не удивилась моему вопросу и ответила, не заду­мываясь ни на минуту, как будто зна­ла ответ давно и наизусть: «Я была ужасная дура. Мне все казалось, что главные герои этой истории — мы с Алешей. А главными героями были не мы, а вся та чертовщина, которая расшвыривала людей, как щепки. Не поддаваться надо было этой силе, а держаться друг за друга». «Ты хочешь сказать…» – начала я. «Я хочу сказать, – перебила она, – что, если бы время можно было повернуть вспять, я об­няла бы Алешу и сказала: «Забудь! И я забуду. Ничего не было!» Я ведь твердо знала: больше он не изменит мне никогда».

Что касается Галки, то события ее жизни развивались следующим об­разом. Несколько дней спустя она позвонила мне и сказала, что очень мне благодарна, что я была абсолют­но права – все это яйца выеденного не стоит. Она постаралась встать на Костину точку зрения и пришла к выводу, что физическая неверность действительно не измена. В дальней­шем она собиралась проверить этот вывод на собственном опыте. Через полгода они развелись.
Категория: Жизнь | Добавил: Admin (18.10.2011)
Просмотров: 723